Признайтесь себе: вы-то ведь на самом деле ни на секундочку не поверили, что наша страна теперь всегда будет жить хорошо, а? Что она на это способна вообще? Вы-то ведь всегда знали в душе: грядет Он, грядет грозный, грядет неотвратимый.

Чтобы понять это и почувствовать, ни логика на самом деле не нужна русскому человеку, ни экономические выкладки, ни разоблачительные статьи «Новой газеты». Генетической памяти достаточно вполне, и знания родной истории на школьном уровне. Каждый русский человек знает: тут не бывает долго хорошо. Тут все обязательно заканчивается Им.

И вот сейчас, когда ухает обратно к себе в ад нефть, когда сыплется рассохшийся без нее мигом песочный домик нашей экономики, когда срывается в ледяную пропасть рубль, зарвавшийся альпинист-любитель, мы киваем друг другу мрачно: да, этого-то мы и ждали.

Этого, этого ждали мы все тучные годы, пока набивали карманы купюрами, а рот – едой всякой без разбора. Этого ждали, торча на корейских внедорожниках и немецких седанах в закольцованных пробках, неверяще оглаживая руками подлокотники из натуральной кожи. Это предвкушали, уматывая на любые каникулы не в Священный Сочи, а в бусурманскую Турцию. И все, кто мог – покупали себе домики и квартирки подале, подале – в Испании, на Крите, в Праге – именно в предчувствии неизбежного и скорого возврата Родины в ее историческую колею. Возврата всех нас на тропу, проторенную волжскими бурлаками.

Теперь модно изобличать гламур: девок с надутыми губами, мужичков пузатых, кутящих до рассвета, светские рауты, рублевские именья, шубы побогаче, золото наружу. А я теперь склонен всех этих стеклянноглазых гуляк оправдывать: они ведь тоже гуляли все – как в последний раз. Все ведь помнили про НЭП – сладкий, как папироса перед расстрелом. Вот и дымили, дымили. Кто их осудит? Я – нет. Люди просто пытались впрок нажраться, налакаться, как верблюды в оазисе; потому что и позади, и впереди – одна пустыня. И туда же, в горб – набить воспоминаний о сладкой случайной жизни, которыми теперь перебиваться всю жизнь настоящую русскую – мерзлую, голодную и смурную. Ведь эту память еще внукам передавать надо – вместе с купленными в пятнадцатом году шубами и виллерой-бохом.

Кутили, плясали, обнимались с проститутками, городили безвкусные замки вдоль единственного на всю страну шоссе, хоть как-то напоминающего провинциальную немецкую дорогу. А у самих всегда ведь – беспрестанно, тревожно – маячил пред глазами Он.

Его сейчас по имени назвать нельзя: раньше еще дозволялось намекнуть в прессе, что дескать, слово это складывается из шести букв, и означает совершенный крах, но слово это не «фиаско», поскольку начинается оно на П и оканчивается на Ц. Однако недавно нам предписали в печати все его буквы заменять на звезды, как и во всех словах, подходящих для описания нашей новой жизни. Теперь только так можно, к примеру: «Нас всех ждет ******; мы так и знали!». Шесть звезд вместо слова.

Вот они, восходят вновь над Россией - Шесть Звезд. А мы и готовы поклониться им, признать в них божественное провидение, и вернуться, ведомые ими, на исконную свою историческую стезю.

Мы не умеем жить. И тучные годы не научили нас этому. Мы рождены страдать. Это в ожиревшей Европе – жизнь, и за это мы их презираем сквозь зависть. А у нас-то самих извечно – выживание. И выживать нам привычнее.

Потому-то, по телефону отвечая социологам: «Люблю! Верую! Проголосую!» сами тут же бежим за гречкой в магазин. Послушали, как у теледикторов интонации переменились, подавая нам сигнал, и передумали власти правду говорить. Киваем, улыбаемся, прячем глаза, скупаем продукты, пока карточки не ввели. Глядим, как всходят из-за горизонта Шесть Звезд.

Сгинет морок: развеются духи от Картье, истлеют костюмы от Гуччи, и ржавчина пожрет корейские внедорожники. Нашептанными мифами станут сытые нулевые. А останутся – кроме завещанного внукам фарфора – серая огородная земля с мелкой картохой, косые заборы, силикатные многоэтажки; хорошо, если кто успел хоть стеклопакеты вставить.

И кто в этом виноват? Звезды? История?

Нет. Мы сами и виноваты: тем, что за пятнадцать тучных лет, за сон этот зимний сытый, счастливый – так и не поверили в то, что это наша жизнь, что мы именно на такую жизнь имеем право, что не обречены на мытарства, что не рождены страдать. Что у каждого русского – такое же право на счастье, как у всякого француза. Может, у каких народов бытие и определяет сознание, а у русского народа все-таки сознание – бытие.

А потому – молитесь, братия, ибо всходят на небосклоне беспросветном Шесть Звезд багряных, ибо грядет Он, и никому не будет пощады.