Человек носит одежду круглые сутки. На Севере, на Юге, на Востоке и на Западе. Набедренные повязки в джунглях Амазонии, шкуры в палеолите, тоги в Древней Греции, джинсы в Штатах. Он ест одетым и спит одетым – даже когда находится наедине с собой; если же он появится голым в общественном месте, его могут арестовать. Одежда определяет нас и отличает нас от животных.

Единственное, чего человек не делает одетым – секс. Именно потому что секс не имеет никакого отношения к человеческому, к культуре и цивилизации. Секс расколдовывает нас, превращает нас обратно в животных; животным тесно в одежде, тряпки мешают нам быть самими собой – зверями. Нам нужно чувствовать каждой клеткой кожи, дышать каждой порой. Мы делаем вещи, которые глупы и нелепы с точки зрения рационального существа; но рациональное существо и животное не встречаются в нас, одно из них замещает другое, как Солнце замещает Луну.

Все «человеческое» в нас искусственно, надуманно, надстроено: одежда не является частью нашего тела, под нею мы все голые. Но секс – единственная, кроме войн, возможность высвободить животное, выпустить его на прогулку. Животное можно выдрессировать и придушить строгим ошейником, но вытравить его, не отравив заодно и напяленного поверх этого животного человека, нельзя.

Отличие между зверем и человеком, конечно, не только в одежде. Душа, способность мыслить, дар речи? И это не все.

Человеком – сомневающимся, спорящим, анализирующим – гораздо сложнее управлять. Скотину довольно отхлестать кнутом или поморить голодом, чтобы она стала покорна. Человек устроен иначе: кнут и голод не могут изменить его изнутри. Рабы могут быть злопамятны. Человека можно только убедить. Или игнорировать, вместо этого напрямую подчиняя себе животное внутри него.

Секс обычно происходит между двумя людьми и должен, казалось бы, касаться только них. Так почему нам в штаны и под юбки все время лезут те, кого мы не трогали – церковь и государство?

Секс окружен невероятным количеством запретов и табу, нарушение которых может караться как угодно, вплоть до смертной казни. Причем нормы того, что допускается и чего не допускается в сексе, могут быть совершенно различными в разных обществах и в разные времена, в то время, как наказание отступникам всегда сурово.

Право устанавливать и регламентировать, что является нормой, а что отклонением, всегда было узурпировано церковью или другими духовными институциями – и государством.

Должен ли отец убивать свою дочь, если узнал, что она вступает в брак не девственницей? Можно ли выдавать замуж семилетнюю девочку? С какого возраста допустим секс вообще – и секс между подростками? Нужно ли побивать камнями уличенных в проституции? Должны ли воины, сражающиеся бок о бок, быть и любовниками, так как это крепит их ряды, или же таких любовников нужно вешать с позором, потому что это подрывает мораль? Возможен ли и наказуем ли секс с животными – и с какими? Как надлежит карать изменницу-жену? Существует ли измена в принципе? Сколько жен можно иметь, не считая это изменой? Какое число мужчин допустимо для женщины? Как формализовать отношения между двумя человеческими существами, и можно ли делать это с существами одного пола? Имеет ли женщина право на клитор? И, наконец, как наказывать за оральные ласки?

Решали – жрецы, священники, инквизиторы, муфтии, папы, партработники, чиновники. Извращением, разнузданностью, отклонением в разные времена в одном и том же месте и в разных местах в одно и то же время объявлялись совершенно разные виды поведения. В отдельно взятой точке пространства и времени мораль казалась совершенно незыблемой, и любого, кто смел поставить ее под сомнение – преследовали безжалостно. И общество всегда было на стороне власти – духовной или светской – потому что любой, кто посмел бы усомниться в справедливости наказания, которое полагается извращенцу – разумеется, сам тайный извращенец. К примеру, гомосексуалист или омерзительный любитель оральных ласк.

Коран однозначно осуждает и запрещает гомосексуальные отношения, приравнивая их по тяжести греха к прелюбодеянию с кровными родственниками. Строжайше осуждаются прелюбодеяния, совершенные с девственницами и прелюбодеяния вообще. В арабских семьях, живущих в сегодняшней Франции, нередки случаи, когда отец или братья сами убивают дочерей и сестер, «опозоривших» их добрачной связью. За гомосексуальные отношения в Саудовской Аравии и в Иране и сегодня грозит смертная казнь. К убийцам приравнивал мужеложцев Иоанн Златоуст. В раннем средневековье в Европе и покоренном крестоносцами Иерусалиме обличенным гомосексуалистам грозило сожжение заживо. Церковью жестоко карались и любые прелюбодеяния; по крайней мере, обвиненным в прелюбодействе было невозможно уйти от сурового судилища. Хотя Библия и не указывает напрямую, что секс позволен христианам лишь в целях продолжения рода, духовенство всегда принуждало паству считать его греховным, вынужденным, и оправданным только детьми; Папы до сих пор запрещают верующим предохраняться, У иудеев галахические суды прежде имели право выносить смертные приговоры уличенным педерастам. Религиозным иудеям Тора и сегодня строго предписывает дозволенное и недозволенное на супружеском ложе, в том числе и четко регламентируя дни менструального цикла, когда правоверные имеют право совокупляться.

Запрещенное сексуальное поведение в любой из этих религий греховно. А это значит, что даже если наказание не настигнет преступника при жизни, посмертной кары ему не избежать. Первыми грешниками были, разумеется, Адам и Ева; за то, что они открыли для себя наготу и познали друг друга против запрета господа, оба были лишены бессмертия и изгнаны из рая. Любой христианский младенец, только появляясь из материнской утробы, уже виноват: за него согрешили эти двое в самом начале мира.

Светская власть тоже лезет к гражданам под одеяло, единолично устанавливая нормы морали и преследуя нарушителей. Любой, обвиненный в извращении, в некоторых странах до сих пор рискует головой, во многих – свободой, и почти во всех может распрощаться с любой публичной и политической карьерой, даже если обвинения в его адрес не доказаны. Где-то это могут быть обвинения в педофилии, где-то – в гомосексуализме, а в некоторых странах достаточно и супружеской неверности.

Билл Клинтон чуть не вылетел из Белого Дома после одного внебрачного минета, и заведомый фаворит еще не начавшейся президентской гонки во Франции Доминик Стросс-Кан навсегда распрощался со своими амбициями после того, как горничная гостиницы заявила, что женатый политик принудил ее к фелляции. Воюя с катарами, главными своими противниками до самой Реформации, Ватикан объявлял, что борется с содомитами. Война с содомией была и одним из знамен крестовых походов. Но, отвоевав у мавров-содомитов Иерусалим, крестоносцы обнаружили врага в своих рядах, в собственном тылу – и именно в Иерусалимском королевстве были приняты законы, предписывающие сжигать мужеложцев на кострах. Виталий Милонов и Ирина Яровая отчаянно сражаются с пропагандой гомосексуализма в наши дни; весьма скоро, полагаю, извращениями будут названы и некоторые практики, которые сегодня считаются нормой или баловством. Первым новые табу поддержит церковь, сразу за ней – покорное общество.

Глупец тот, кто считает подобные меры пустым мракобесием.

Они – правильны, своевременны и совершенно необходимы, когда строишь тоталитарное государство, в котором жестко ограничены свободы граждан и нет места для инакомыслия, в котором власть сосредоточена в руках узких элит.

Провозгласи грехом любое на выбор из всегда существовавших среди людей видов сексуального поведения. Заклейми тех, кто практикует его, как извращенцев и грешников. Обвини невиновных и возложи на них бремя доказательства собственной непорочности. Ославь их в средствах массовой информации. Сожги на рыночных площадях.

Человек не сможет справиться с животным. Рожденного гомосексуалистом не напугать расстрелом. Влюбленная пара не сумеет дождаться благословленного церковью брака. Опостылевшие друг другу супруги будут изменять.

Каким жестоким бы ни было наказание, его будут преступать.

Преступать – и чувствовать себя виновными. Преступать – и бояться разоблачения. Маскироваться под праведников, под тех, кого не клянет общественная мораль и духовные законы – и преступать.

Те, кто живут с чувством вины, покорны.

Не можешь убедить человека – оседлай животное.

Предписывать, как можно и как нельзя ***** других людей – лучший, древнейший и простейший способ ***** целые народы. И чем меньше гражданских свобод ты намереваешься предоставить своему народу, тем сложней и запутанней должны быть правила ****, и тем беспощадней должно быть к отступникам.

Грешники верны самовластию. Грешники – его опора. И самый надежный способ для них уберечься от наказания – обрести безнаказанность.

Войти во власть. Создать цех с подобными себе. Прикрывать друг друга от случайных разоблачителей. Не потому ли так столько тайных педофилов среди государевых людей и католических священников, столько гомосексуалистов среди гонителей ЛГБТ, столько насильников среди тех, кто должен бороться с насилием?

Трудно управлять людьми. Просто повелевать животными.